«Сахалин спасал меня во внутреннем раздрае»: авторка книги «Залив терпения» – об острове, Охе, истории страны и семьи

Семья девушки – студентки московского филфака – прошла и через трагедию Нефтегорска, и через чернобыльскую аварию.

14 сентября в Москве состоялась презентация романа Марии Нырковой «Залив терпения». Один из главных героев романа, безусловно, остров Сахалин.

«Прародительницы героини вышли из залива Терпения, но терпение перестало быть добродетелью. Книга, дающая надежду на то, что женская сила победит любые разрушения», – анонсирует роман издательство.

По сюжету студентка столичного филфака Маша по поручению бабушки едет на Сахалин продать старую семейную квартиру. Ветхий дневник с секретами прабабки Ксении и влажный прибрежный песок расскажут Маше о вынужденных скитаниях женщин ее семьи.

Это путешествие позволит ей подумать о судьбах родных на фоне истории страны последних ста лет, увиденной с необычного ракурса, а также поразмышлять о своей идентичности, своей сексуальности, своих занятиях, своем месте в этом мире.

«Это дерзкая и разнообразная книга, поэтичная и немного меланхоличная, которая показывает нам мир глазами двадцатилетней интеллектуальной девушки в его радостях и его противоречиях», – пишут в отзывах критики.

Читателей же, судя по их комментариям, в книге покорили две вещи: загадочный и малодоступный для большинства россиян остров Сахалин на краю земли и то, что история страны показана через призму жизни обычных людей.

Мария Ныркова, старательно и в чем-то даже нарочито избегая спойлеров, ответила на вопросы корреспондента «Сахалинского нефтяника».

– Мария, как бы вы сами как автор описали, о чем ваша книга?

– Это книга о потерянности и одиночестве. 

– Вкратце суть романа понятна из аннотации и опубликованных в Сети отрывков: история с квартирой, семейная история, история острова. А что героиня поняла в истории семьи через поездку на Сахалин? Что вообще остров значил в судьбе бабушки, дедушки и – теперь уже – ее самой?

– Что героиня поняла, читатель узнает, когда прочитает роман.

А остров в нашей семейной судьбе – это точка, где все пересекается. Ксения Илларионовна, мать моего дедушки, попала на Сахалин в начале тридцатых, а Нина Петровна, мать бабушки, – после окончания Второй мировой, в конце сороковых. Бабушка с дедушкой родились, выросли, встретились, поженились. Так как дед был военным летчиком, они много ездили по стране и на остров возвращались, чтобы навещать свои семьи. На острове осталось множество их родственников и друзей.

Но в девяностые родная сестра моей бабушки с двумя сыновьями погибли во время землетрясения в Нефтегорске, городе, где бабушка окончила школу, познакомилась с дедушкой, училась. После этого бабушка с дедушкой перестали приезжать на остров, это стало тяжело как психологически, так и финансово. 

Примечание редакции. Это – не единственная трагедия, потрясшая весь мир и напрямую задевшая жизнь этой семьи. В книге упоминается и история тети авторки, которая оказалась в зоне поражения чернобыльской аварии, когда гостила у подруги. У нее после этого появилось воспаление щитовидной железы, которое удалось вылечить.

«Чехов, лечивший каторжан на Сахалине в конце девятнадцатого века, американский доктор – вообще-то неизвестно кто, сгорбленная старуха, рисующая на лбу крест и нашептывающая молитвы. Через таких прошли все в нашей семье. У деда таинственным образом исчез врожденный порок сердца, у матери – странная опухоль на шее, у тети – воспаление щитовидной железы после чернобыльской аварии (она оказалась в зоне поражения, пока гостила у подруги). У каждого поколения нашей семьи есть история о выздоровлении, которое было невозможным, но все-таки случилось. Так повелось, запечаталось в сундук родственной привычки. Словно бы жизнь человека – сказание, и без такого эффектного элемента не может быть передана потомкам как настоящая история», – пишет Мария в своем романе.

Тем временем Мария продолжает:

– В начале двухтысячных мама с папой уехали на Сахалин в командировку и остались. Там родилась я, провела несколько лет, но потом завод, на котором работал отец, разорился, пришлось уезжать обратно в центральную Россию на заработки. Все детство я мечтала вернуться на Сахалин именно потому, что для нашей семейной биографии это важнейшая точка. Мне казалось, я пойму больше о себе и о семье, когда приеду туда. Собственно, этот опыт и описан в книге. Если говорить проще – это наша родина. 

– Жанр автофикшна, в котором написан роман, всегда смесь правды и вымысла. Что в этой истории действительно правда?

– В этом главная интрига автофикшена как жанра. Границы доверия размываются, становятся шире. Поэтому мне бы не хотелось уточнять, что происходило со мной на самом деле, а что я додумала.

Главное, что прошлым летом я действительно летала на Сахалин по семейным делам, а все герои книги – жившие или живущие люди.

Главы об истории семьи написаны по рассказам из первых или вторых уст, поэтому тоже достаточно правдивы, с той лишь оговоркой, что прошло много лет и что-то могло забыться или перепридуматься. 

– Как у вас получилось «влезть в шкуру» прабабушек, ведь те отрывки, которые доступны в Интернете про них, удивительно достоверны?

– Сначала я долго разговаривала с бабушкой и дедушкой, работала с источниками. Рассматривала все фотографии, вглядывалась в лица и выражения, читала отрывочные записи на оборотах открыток и фотографий, опрашивала маму, тетю и дядю о том, что помнят они.

Еще был один удивительный виток семейных впечатлений: я сопровождала бабушку в поездке в одну деревню на Волге, где тоже нужно было разобраться с имуществом покойной прабабушки. Так вот там еще живут очень старенькие, но бодрые женщины, которые помнят одну из моих прабабушек в молодости. Я много говорила и с ними, а еще любовалась теми пейзажами, которые созерцала  Нина Петровна. Это был важный этап в исследовании.

Вообще, пространства, что Сахалин, что Поволжье, дали мне во многом больше, чем долгие разговоры. У пейзажа есть характер, если его ощутить, можно многое понять о тех, кто там живет. 

Ну и мой читательский опыт тоже дал основу, на которой будет строиться текст. 

– Многие критики называют роман безрадостным, в целом пессимистичным и суровым, как название титульного залива. Согласны ли вы с этим?

– И да и нет. Скорее, он меланхоличный.

– Какие впечатления у вас от Сахалина? Что ярче всего сохранилось в памяти? Что удивило? Что расстроило?

– Я люблю Сахалин, но моя поездка туда была непростой. Множество переживаний и волнений, смена часового пояса наложились друг на друга и довольно сильно меня измотали. Сахалин меня в этом внутреннем раздрае скорее спасал. 

Я много ездила к морю, поднималась в сопки, гуляла и любовалась. Для меня природа всегда значит очень много, на острове я чувствую, что эта природа мне ближе, домашнее и знакомее, чем любая другая. 

Конечно, у острова есть недостатки, в первую очередь логистические. О них я немного пишу в книге. Без машины там жить очень сложно, в далеких поселках и деревнях не к кому обратиться за помощью в случае болезни или травмы… В общем, думаю не мне вам рассказывать! Вы все и так знаете. Южный – отличный город, небольшой, и этим для меня он прекрасен. Мне тяжело жить в Москве из-за ее неохватности. 

А больше всего мне запомнилась поездка на мыс Евстафия. Я решилась поехать туда через турагенство, чтобы успеть за тот короткий срок, что я была на острове, увидеть что-нибудь потаенное. Место абсолютно невероятное, хотелось разбить там палатку и остаться на неделю…

– Как ваша семья связана с Охой?

– В книге действие происходит в Южно-Сахалинске, поселке Охотское, Охе и бывшем городе Нефтегорске, которого сейчас уже не существует, но до 1995-го он рос и развивался. Мой дедушка родился и жил в Охе, а бабушка большую часть юности жила в Нефтегорске. Я же родилась в Южном, там работали мои родители. 

– В одном из интервью вы сказали, что в черновой версии книги не шло речи о вашей семье, но сейчас это трудно представить, учитывая финальную версию.

– Да, в первой версии я лишь пыталась для самой себя описать историю своей поездки. Для меня это было свидание с потерянной родиной, мне хотелось зафиксировать собственные ощущения и впечатления.

Уже позже, когда издатели заинтересовались текстом, и я решила его расширить, я поняла, насколько уместными и важными для этой истории окажутся истории моих родных. 

– В эпиграфе романа – цитата из Пруста. Первая ассоциация с Прустом – это «поток сознания». На подобную же ассоциацию наводит отсутствие заглавных букв в началах предложений «Залива терпения». Это намеренная стилизация? Почему вообще нет в начале предложений заглавных букв – это авторская фишка?

– Работая над текстом, я поняла, что мы зря обделяем заглавную букву вниманием. Это ведь такой важный для текста знак. Мне было интересно, заметит ли читатель мою игру с ним. Если внимательно присмотреться к тому, где заглавные буквы есть, а где их нет, можно немного больше понять о героине книги и ее отношении к миру. 

«Поток сознания» не самоцель, но уже вошедший в обиход писателей прием, который есть и у меня. А эпиграф из Пруста я посвятила скорее себе самой, чем всему тексту. Потому что именно его роман «В сторону Свана» научил меня писать и читать тексты немного иначе. 

– Вы автор или авторка?

– Авторка! В Москве это уже привычное слово в активном словаре чуть ли не у каждого. 

P.S. В конце августа дедушка Марии, человек, который рассказал большую часть историй для ее книги, умер.

«Лера обняла меня и шепнула, что это книга судьбоносная, – написала тогда Мария в социальных сетях. – Моя защитная реакция верить, что мой дедушка – настоящий поэт, и поэзия его – в самолетах, алкоголе и памяти. Он все запомнил и сохранил. Ему до этого нет уже никакого дела, но нам дело есть. У нас есть его память. И все не зря».