Хорошавин поздравил земляков с Новым годом

Последнее слово фигурантов громкого «дела Хорошавина» привлекло в зал суда множество журналистов, представителям различных СМИ едва хватило места.

Почти девять месяцев длился процесс, и вот, можно сказать, финиш…

Первым выступил бывший министр сельского хозяйства Борисов, находящийся под домашним арестом. Вину признал частично, умысла на вымогательство и присвоение взятки не было, действовал исключительно как посредник (деньги от Зубахина, руководителя «Мерси Агро», передавал Карепкину, дабы на строительство свинофермы были выделены субсидии из областного бюджета). О себе: вырос в простой крестьянской семье, матери лишился, когда ему было шесть лет, отца – в 21 год. Всего в жизни добился своим трудом, годы работы были связаны с селом, людьми «от земли».

– Да, я оступился, дорого за это заплатив, – сказал подсудимый. – Перечеркнул все свои достижения, доброе имя. Мне стыдно смотреть в глаза родным, которым принес столько бед. Стыдно перед женой, которая вынуждена, будучи на пенсии, работать по 12 часов в сутки, чтобы прокормить семью. Сейчас у нее на содержании сын-инвалид, из-за травмы позвоночника он не может работать, положение в семье критическое. Искренне раскаиваюсь в содеянном, если бы все вернуть назад, лучше бы я потерял работу. Тем более, живя на Сахалине, заработал я только долги…

Борисов просил суд дать ему возможность остаться на свободе и не назначать дополнительного наказания в виде штрафа.

Только «по существу» решил высказаться Карепкин. Прокуратура вменяет ему в вину один эпизод (строительство Зубахиным свинофермы в Таранае), эпизод с рыбопромышленником Осадчим как-то незаметно «растворился» из-за недоказанности. Карепкин просит суд в совещательной комнате сравнить, в чем различие этих эпизодов. По сути дела, у Зубахина есть основания для оговора, нет фиксации передачи денег Борисову, нет ни одного свидетеля, не расписана и якобы передача денег Хорошавину. У Карепкина не было полномочий влиять на выделение субсидий для реализации проекта Зубахина. По словам бывшего зампредправительства, в ходе процесса игнорируется принцип презумпции невиновности, прокуратура в доказательстве вины «ушла в сторону», сторона защиты и подсудимые вынуждены доказывать свою невиновность. Не доказано и его участие в совершении преступлений в составе ОПГ.

–У меня, ваша честь, просьба, – сказал, обращаясь к суду, Карепкин. – Ответьте хотя бы для себя на два вопроса, когда будете в совещательной комнате. Первый касается всех, в том числе и Борисова. Обвинение держится на прослушке, которая осуществлялась в 2014–2015 годах. Что мешало уже тогда взять с поличными и губернатора, и меня? И не было бы никаких проблем. А так какая-то виртуальная получается взятка размером в четыре миллиона рублей, ни ощутить, ни пощупать. Нет ни одной фотографии в материалах дела с миллионами, которые нам вменяют. Второй вопрос касается лично меня. Меня включили в кадровый резерв президента, это 144 человека со всей России, из них только восемь – с Дальнего Востока, с Сахалина – я один. Чтобы туда попасть, нужно было пройти жесткий фильтр тестирования, согласования. Ведь и силовики давали мне положительную характеристику в администрацию президента. А как же прослушка? Ваша честь, прошу вынести в отношении меня законный приговор, по данному уголовному делу – оправдать, я невиновен и могу это повторить перед кем угодно.

Хорошавин заявил, что будет говорить не «по существу дела», а «по жизни». Чтобы ушло все наносное, лживое вокруг этого «громкого дела» и внутри, чтобы стало возможным принятие объективного решения. Если же уйдет наносное, не останется ничего, дело развалится. Но навряд ли это возможно в нынешних реалиях…

– Я принял решение говорить, у меня остались определенные обязательства, долг, который я должен отдать, это мое внутреннее ощущение, –начал выступление экс-губернатор. – Подходит к концу десятимесячный процесс, и я категорически отвергаю все предъявленные мне обвинения. Не было взяток, личного обогащения. Есть такая формула как чистосердечное признание, но чистосердечным почему-то считается только признание вины. А разве признание в том, что ты не совершал преступления, менее чистосердечное? Я не совершал преступлений, в которых меня обвиняют. Если мое последнее слово и повлияет на приговор в сторону его утяжеления, так тому и быть. Но я не могу поступаться своими принципами и моралью. Преступление коррупционного характера – это серьезно. Но даже если у кого-то впереди маячат новые звезды на погонах и награды, приговор должен быть объективным. Главное все-таки в правде. Прокуроры в нашем процессе люди молодые и даже (в сравнении с нами) юные, в своем служебном рвении они потребовали от суда самых крайних для нас сроков. Ваша честь, вам решать, насколько это оправдано. На восемь лет отнять у семьи Карепкина, на 9,5 – Икрамова от пятерых детей и престарелых родителей, не буду ничего говорить о Борисове, он сам все сказал. Вывод делать суду – по закону, по правде, по совести. Совесть – важная категория, и если внутри жжет, болит, мучает, значит, не все безнадежно.

Последнее слово экс-губерантором было произнесено на одном дыхании, без пауз. Самые теплые слова благодарности он адресовал сахалинцам, которые поддерживали подсудимых в это непростое время, присылали телеграммы и письма, обереги, молились за благополучный исход дела.

– Спасибо всем и низкий поклон, –сказал Хорошавин. – Знаю, что есть и немалое количество людей, которые кипят от негодования, требуют для нас сурового приговора. Обращаюсь к ним: прошедшие три с половиной года были для нас тяжелым бременем, и если суровый приговор сделает счастливыми вас и ваши семьи, вам будет легче от этого – значит, достигнута хоть одна цель. Хочу поблагодарить защитников, которые были с нами все эти годы, нам с ними повезло. Профессионалы, искренне переживающие за нас. Они стали для нас просто близкими людьми, друзьями, эта поддержка не измеряется в деньгах. Спасибо свидетелям, выступавшим в суде. Это было актом гражданского мужества – прийти, сказать правду. Мне не стыдно за мою работу и мэром Охи, и губернатором. Мне не стыдно за мою жизнь. Я всегда старался отстаивать интересы родного края, не шел на компромиссы, как это получилось, судить не мне, а жителям Сахалина и Курил. Верю, что восемь лет моего губернаторства окажутся не самыми плохими в истории нашего региона. Но судьи – люди, а судья – вы. Понимаю, что ничего не изменится, если нас осудят. С нашей точки зрения, осудят несправедливо, но сколько таких дел уже было! Но от несправедливости мир становится чуточку хуже…

Завершая выступление, Хорошавин вспомнил, как на протяжении многих лет поздравлял по телевидению с семейными праздниками – Новым годом и Рождеством – земляков. В их преддверии он сделал это в столь непривычной для себя обстановке – из-за решетки в зале суда. Экс-губернатор пожелал сахалинцам и курильчанам благополучия во всех делах и начинаниях, здоровья и счастья.

Икрамов был, как всегда, эмоциональным, заметно волновался. Не согласился с тем, что слово – последнее, мол, все еще только начинается, многое впереди. Сахалин – маленький остров, его жители волей-неволей оказываются в гуще событий и разного рода новостей. Происходящему здесь и сейчас можно дать разные определения.

– Мне мерзко и противно стоять здесь, за решеткой, понимать, из-за кого я здесь оказался, я знаю все мерзкие повадки этого человека, – сказал подсудимый. – Знаю, как генерал Стручков написал кляузу на Хорошавина. И что в итоге? Всем понятно, что взяточничества не было, что собираемые Горбачевым деньги шли на выборы, а взяткодатели – депутаты областной и городской Дум.

Ссылаясь на поговорку «от тюрьмы и сумы не зарекайся», Икрамов заметил, что, видимо, произвол на Руси творился всегда, но этого не надо допускать. Подсудимый зачитал подготовленные им обращения к президенту РФ – о сфабрикованности обвинений, превышении полномочий генералом Стручковым, установившим прослушку в кабинете Хорошавина. Еще одно обращение адресовано генпрокурору Чайке – о грубых нарушениях со стороны следователей, которые, полагает Икрамов, «создали ОПГ для продвижения по службе, сфальсифицировав многие материалы дела».

Икрамов поблагодарил судью за то, что сделала процесс открытым, разрешила привести свидетелей, сердечное спасибо от подсудимого женщинам-свидетелям, которые не побоялись и пришли поддержать обвиняемых – в отличие от трусоватых мужчин-депутатов.

– Не буду сейчас говорить об отце-инвалиде, матери, которая пережила инсульт, дочери, которая болеет, – продолжал Икрамов. – Я не взываю к жалости, я взываю к соблюдению закона. Я закон не нарушал, моя единственная вина в том, что мало проводил времени с семьей и детьми, что три года нахожусь в тюрьме и не могу им помочь. Я против произвола следователя. Вспоминаю его слова из обвинительного заключения: Икрамов переживал о благополучии Хорошавина. С какой стати?! Какой абсурд, он мне кто, друг, брат? Я переживаю за свою семью, за детей, чтобы они получили хорошее образование и стали хорошими людьми, переживаю за здоровье родителей, которые получают нищенскую пенсию и тратят ее, чтобы продлить свою жизнь. Девять месяцев длились судебные заседания, знаковое число. Через девять месяцев рождается новый человек. Надеюсь, через девять месяцев в этом зале родится истина…

Выслушав всех подсудимых, суд удалился в совещательную комнату. Оглашение приговора назначено на 22 января 2018 года.